История одного хэштэга

Неформальное название прижилось. Фунтиков перечисляет «хэдлайнеров» тусовки: TransferWise — система международных переводов, Fortumo — сервис мобильных платежей, Starship Technologies — разработка доставочных дронов, Pipedrive — система продаж, ориентированная на малый и средний бизнес. В «копилке» еще несколько громких эстонских стартапов — виртуальная примерочная кабина Fits.me, приложение для такси Taxify и сеть для дизайнеров и инженеров GrabCad. Эстонские разработчики Skype, в первую очередь Яан Таллинн, — тоже часть #EstonianMafia.

Событийно «тусовка» крутится вокруг ежегодной конференции Latitude59, но есть неформальные клубы — Garage48 и Devclub. Первый — коворкинг с еженедельным хакатоном для стартапов, второй — проходит в формате лектория. До недавнего времени в состав тусовки входил акселератор GameFounders — перед тем, как перебраться в Малайзию, создатели проекта успели отправить в «большой мир» не меньше 20 стартапов.

#EstonianMafia собирается в Skype-чатe — здесь топы IT-компаний делятся идеями и новостями рынка. В Таллине все близко — вот и Creative Mobile, к примеру, квартируется в том же здании, что и электронное правительство Эстонии.

По словам Владимира Фунтикова, сейчас оборот Creative Mobile составляет около 6 миллионов евро в год. «Но прибыли нет — все реинвестируем в новые продукты», — замечает он.

Семь лет назад Creative Mobile начинал с разработки мобильных игр на Android: рынок был новым, пользователей — с избытком, а контента — мало, вспоминает Владимир. Сейчас рынок «созрел» — надо находить свои сегменты, время экспериментов прошло.

Ключевым сегментом для Creative Mobile были гоночные игры. В 2011 году Drag Racing стала самой популярной игрой на Google Play и собрала 200 миллионов скачиваний. Сейчас компания делает ставку на гоночную игру Nitro Nation. Владимир признается: машины и скорость — его личная страсть. США, Западная Европа, Латинская Америка и Россия — так для Creative Mobile выглядит линейка рыночного приоритета. «Средняя прибыль на пользователя в России примерно в три раза меньше, чем в США», — объясняет Владимир.

Зато разработчики Creative Mobile — преимущественно русскоговорящие. Поскольку нужного количества гейм-девелоперов в Эстонии в 2009 году не нашлось, сотрудников искали в Восточной Европе. Что влияет на работу Creative Mobile, шутит Владимир Фунтиков.

— Конечно, это обобщение — среди эстонских компаний много близких нам по духу, но все же если зайти в 16 часов 59 минут в типичный IT-офис, вы увидите, как все дружно встают, выходят на парковку, садятся в машины и уезжают домой, — рассказывает Фунтиков. — У нас такого нет. И не потому, что мы поощряем овертаймы. Нет. Если в девять часов в эстонском офисе все уже сидят перед экранами, налив себе кофе, то у нас в это время ветер гуляет по офису.

Гораздо больше хаоса и свободы, резюмирует Фунтиков. По его словам, деление по языковому принципу в IT-отрасли есть, но связано оно исключительно с бизнесом.

— Все упирается в доминирующий язык на рабочем месте, — объясняет он. В то, есть ли у компании офисы в других странах, настаивает ли она на использовании английского языка на рабочем месте, разбавляет ли коллектив иностранцами.

Creative Mobile удобно общаться на родном языке. «Разговариваем на русском, — резюмирует Владимир. — Официальную переписку ведем на английском, с государством взаимодействуем на эстонском».

Впрочем, русскоговорящих стартапов в Эстонии куда меньше, чем в России, потому такое «разнообразие» — большая редкость.

— Я из русского города Нарвы [доля русских в городе на 2016 год составляет более 82%] изначально, поэтому до 19 лет в принципе не знал, что такое эстонский язык, — рассказывает Фунтиков. — В школе мы его учили, но это было нечто на уровне химии или матанализа. Неизвестно, будешь ты реально какие-то математические проблемы решать или будешь интегралом ключи из унитаза доставать. И на этом закончится твое соприкосновение с высшей математикой.

Десять лет назад пришло осознание — без эстонского никак, признается Владимир.

— Проблема в том, что многие люди из моего поколения, особенно из русских городов, изначально выросли в атмосфере враждебности, направленной против эстонского населения, — объясняет Фунтиков. — Типичная ситуация: в семье говорят по-русски, смотрят российское телевидение, живут в русском комьюнити. В итоге часто ребенок не настроен на то, чтобы впитывать другую культуру. Этому нет никаких объективных препятствий, но просто — зачем?

Владимир убежден — интеграция зависит от установок. «Это видно на примере людей, которые переезжают к нам работать из России. Они поначалу спрашивают у нас: "А правда, что у вас русские книги сжигают?". Мы говорим: „Да не, вроде не замечали. По крайней мере, дыма не видно". И оказывается, что вообще тут можно жить вполне. Люди даже проникаются каким-то таким приобретенным патриотизмом, пытаются учить язык».

Спрашиваю, почему же прижился хэштег #EstonianMafia.

— Атмосфера в Силиконовой долине — разбогатей или умри, — отмечает Владимир Фунтиков. — А в Эстонии — lifestyle business — мы хотим делать классные продукты. Денег меньше, но и риски гораздо меньше.

В Эстонии компании по определению ориентированы вовне, потому что на национальном рынке заработать невозможно — он слишком маленький, продолжает Владимир.

— Изначально настрой — мы маленькие, чтобы победить, нужно выходить в Европу, в Америку. А для этого лучше действовать сообща. Если конфликты интересов, то их лучше разрешить — пока, скажем, будем воевать за сотрудника, все вместе умрем перед лицом компании, которая в тысячу раз больше нашей. На нас летит метеорит — времени, чтобы выяснять отношения, нет.

А в России есть достаточно большой внутренний рынок, и за него идет борьба, отмечает он. Поэтому даже на конференциях разработчики игр относятся друг к другу более настороженно, чем на Западе.

— В России не любят в открытую обмениваться цифрами, — отмечает Фунтиков. — Все больше стараются смотреть в свою тарелку. Боятся лишнее сказать, чтобы конкуренты не узнали. Это заметно — приезжаешь на конференцию в Питер, там люди выходят на сцену и говорят: «Мы крутые, заработали много денег, но сколько — сказать не можем».

Несмотря на русские кадры, Creative Mobile намерен оставаться в Эстонии.

— IT — это священная корова, — резюмирует Фунтиков. — Это национальная идея — в Эстонии нет нефти. Единственное, что страна может производить, — услуги. В первую очередь в области инфотехнологий. Бесконечно продавать лес и сланец [традиционный экспортный продукт Эстонии] — дорога в никуда.

Выпускник петербургского Университета ИТМО Михаил подчеркивает — серьезным шагом был отъезд во Францию, после — мобильность стала нормой. Тогда, семь лет назад, решение было принято за неделю. Другое дело, что Франция не оказалась конечным «пунктом назначения» — в Париже Михаил прожил всего три с половиной года. Утомил хаос, бюрократия и «дикий социализм».

А именно — пособия по безработице: «Я не против помощи нуждающимся людям, но там эта помощь просто абьюзится. Люди наслаждаются моими налогами. Что не очень приятно». Отдельный предмет раздражения — бумажная волокита: Михаил до сих пор вынужден хранить в таллинской квартире стопку французских бумаг.

Две карты

В этом смысле Эстония кажется раем. Одним из первых пунктов, еще до вполне предсказуемого набора — «экология, компактные размеры и близость к Петербургу», Михаил называет электронное государство.

— Совершенно потрясающее! — характеризует он. — Все делается на компьютере — никаких бумаг, никаких очередей и чиновников. С помощью одной карточки, которая является для эстонцев их ID-картой.

По сути, эта карта — аналог внутреннего паспорта. Мигрантам в Эстонии ID-карта заменяет вид на жительство. Михаил протягивает мне карточку с фотографией.

— На ней есть электронный чип, где сохранена приватная электронная подпись, — объясняет он. — Юридически она признана аналогом настоящей подписи.

Второй экземпляр подписи можно загрузить на SIM-карту смартфона — дальше все отношения с государством решаются на его экране. Банк, налоговая инспекция, избирательный участок — дорогу туда часть эстонцев попросту забыла. По крайней мере, так говорит статистика.

Откатил и больше не ставил

Михаил рассказывает, как пытался воспользоваться аналогичной картой в России два года назад. Для активации на компьютер потребовалось установить драйвера — ничего хорошего из этого не вышло.

— Драйвера снесли мне операционную систему. Потратил кучу времени, чтобы разобраться, что происходит. Откатил все обратно и больше не ставил, — рассказывает он.

За новостями в России Михаил следит в похожем режиме — «откатил и больше не ставил». События 2011 года — протест на Болотной площади — застали его во Франции. «Были надежды, но рухнули», — признается он. То, что происходит в России, — небезразлично, подчеркивает Михаил, но мониторить ленту сил уже нет.

— Я просто устал, невозможно постоянно это все переваривать, — отмечает он. — Естественно, краем глаза вижу, как у меня в ленте Facebook появляются посты про очередные «интересные» законы. Раньше следил, но это отнимает слишком много душевных сил. Да и смысла нет — я перестал удивляться.

Я спрашиваю — как после 5-миллионного Петербурга живется в 440-тысячном Таллине. Михаил признает — скорости и правда иногда не хватает.

— Иногда ощущаю, что не хватает движухи, что жизнь замирает вокруг тебя, хочется драйва, — объясняет он. — Когда приезжаю в Петербург, попадаю иногда в давку в метро. И понимаю вдруг — хорошо как. Людей вокруг много!

Утренняя каша в Skype

Людей много и в таллинском офисе Skype — он находится на бывшей территории кампуса Таллинского технического университета. Под офисы отдано несколько этажей. По пути нам встречаются комната отдыха с бильярдом и столовая, огромные переговорные и уютная каморка, где могут поспать те, кто решил заночевать на работе.

У Михаила гибкий график — отсиживать от звонка до звонка никто не заставляет, но у команды свои договоренности. «Утро начинается со стендап-митинга в десять утра, время мы выбрали сами», — рассказывает он. Есть еще один резон прийти пораньше — успеть на завтраки в Skype.

— Утром выставляют два котла с кашей, — отмечает он. — Если опоздаешь, то ее просто не останется. Каждое утро принимаю решение, чего хочется больше, — спать или есть.

Но сейчас время ланча — у стойки шведского стола с тарелками выстраивается три десятка сотрудников. Михаил знакомит меня с ребятами из своего интернационального тима — в нем русские, эстонцы и украинцы. Едва ли кому-то больше сорока.

— Рабочие вопросы обсуждаем на английском, — рассказывает он. — Это негласное правило — на эстонский или русский языки участники команды переходят, только если остаются наедине с соотечественниками.

В международной компании это происходит редко, и Михаилу это нравится.

— Я люблю Петербург, но не считаю его своим домом, — объясняет он. — Евросоюз стер границы, и мне это нравится. Я был бы рад, если бы все говорили на одном языке — не думаю, что это могло бы убить чью-то индивидуальность. Мир идет к универсализации, к стиранию границ.

— Я оптимист — думаю, глобальный мир когда-нибудь наступит, — улыбается он, называя себя гражданином мира.

Мир между тем грозит дать трещину – Михаил раздосадован результатами Brexit. 23 июня сторонники отсоединения Великобритании получили 51,9% голосов по итогами референдума по вопросу пребывания в ЕС.

— Отсоединения еще не произошло, но я боюсь, что популизм и политики, которые думают только о себе, поведут мир по ложному пути, — заключает он.

Помимо зданий бизнес-центров, часть которых получает энергию из солнечных батарей, на территории Ülemiste City располагается детский сад, школа, Эстонский университет прикладных наук по предпринимательству Mainor и офис Enterprise Estonia — госструктуры, которая призвана привлекать инвестиции в страну, рассказывает менеджер по развитию и образовательным проектам Инна Шварцман.

Накрапывает дождь. Я прохожу мимо вывески Enterprise Estonia и вижу, как из автобуса выкатывается группа солидных мужчин в черных костюмах. Дверь за ними закрывается — презентации эстонского бизнеса в центре проходят каждые полчаса.

Я, как назло, забыла зонтик, а дождь начинает идти все сильнее. На стене передо мной — фигура девочки под красным зонтом. Арт-объект стал символом Ülemiste City: девочка удивленно смотрит в небо — вместо капель дождя вниз летят нули и единицы кода.

Русскоговорящих в ZeroTurnaround, по оценками самого Кабанова, примерно треть. Недавно компания вышла на международный рынок — Евгений называет проект эстоно-американским. Помимо Таллина и Тарту, подразделения ZeroTurnaround открыты в Бостоне и Праге.

— Сложно выделить, где центр тяжести, — комментирует он. — В Эстонии — разработка, в Америке — продажи и маркетинг, двести сотрудников делятся примерно поровну. Около ста работают в Эстонии, чуть меньше в Америке, еще несколько человек — в чешском представительстве.

В похожей пропорции делится и время Евгения. «В США провожу примерно треть времени, — поясняет он. — В основном живу в Эстонии.

Причина успеха таллинского IT-кластера складывается из многих факторов, считает Евгений Кабанов.

— Факторов много, — перечисляет он. — Нордический менталитет, протестантская религия, много атеистов. Хорошее образование, маленькая страна, огромное количество возможностей — это формирует предпринимательский менталитет. Либеральное государство, которое поддерживает предпринимателей. Даже важнее, чем поддерживает, — героизирует.

Проект реализован в рамках программы "Перспективы", организованной Thomson Reuters Foundation, Robert Bosch Stiftung, Fritt Ord Foundation